Больница Rockyview General Hospital (сокращенно RGH) находится в живописном месте. На берегу Glenmore Reservoire. Это водохранилище, в которое впадает река Elbow, является главным источником пресной воды для города Калгари. Неподалеку находится Heritage Village Park — место развлечений детворы, в нем воссоздан небольшой кусочек местной старины: железная дорога, улица с кузницей, пекарней, банком, магазинами, фермы и тд.
Пробок не было, снега тоже (в Калгари даже летом такое возможно), добрались минут за 20 к 8 часам вечера. Припарковались на 4 этаже стоянки напротив Emergency, а затем, зайдя через главный вход, поднялись на 6 этаж. 6-й он только виртуально. На самом деле еще учитываются этажи подземного паркинга. А в реальности — второй или третий.
На 6 этаже есть как минимум 4 отделения. Unit 61 — триаж, сортировка пациенток, пришедших рожать, прием просто беременных, Unit 62 — родильное, Unit 63 — неонатальная терапия, Unit 64 — послеродовый стационар. В приемном отделении мы уже были, когда приходили на обследование отеков. Нас встретила милая тетушка, спросила, бывали ли мы здесь ранее, и потом копошилась еще минут 10. К тому, как все медленно делается в Канаде, привыкнуть можно. Нас это уже не раздражает почти никогда.
Потом нас повели в распределитель. Там много маленьких комнат, почти во всех из них кто-то был — роженицы и сопровождающие их лица. На небольшой белой доске напротив номера нашей комнаты маркером написали нашу фамилию и почему мы здесь. Марина легла на кушетку в своей тесной каморке, мама села на единственный стул, я стоял.
Пришла медсестра, бодренько подключила Марину к аппарату измерения давления, ее живот к измерителю пульса малыша, в руку ей дала кнопочку, которую надо нажимать при каждом движении малыша. В углу застрочил прибор, из него поползла полоска бумаги, на которой фиксировались все показания. Пульс ребенка должен быть в пределах 100-160 ударов в минуту. Если он отклоняется от нормы надолго (на полчаса) – это плохо, будут принимать неотложные меры. Пульс нашего малыша был нормальным, как раз 110-160.
Еще в комнатке была раковина, мусорное ведро, коробочки с разными нужными вещами – перчатками, салфетками, палочками для мазков, лежала гора чистых полотенец. Дверь можно было оставить открытой, но отгородиться раздвижным занавесом – очень удобно когда много народу, а вентиляция не справляется.
Роды принимают 8 докторов, которые меняются посменно в течение недели. Кто тебе попадется никогда не знаешь заранее. Нам очень хотелось, чтобы нам попалась наш доктор, которая вела беременность. Это была редкая удача, но мы прибыли как раз к началу ее смены.
Доктор Брайдон с порога начала смеяться и болтать без умолку. Поговорили о всяком-разном, и она приступила к осмотру. В первую очередь надо было убедиться, что это не ложные роды. Врач проверила раскрытие, взяла мазок и сказала, что околоплодные воды должны изменить цвет ватки на синий. Но ватка синеть не хотела. Тогда доктор посмотрела на образцы под микроскопом и выдала заключение – сомнений быть не может, будем рожать. Через полчаса аппаратуру отключили, убедившись, что никаких отклонений нет. Доктор убежала на очередные роды, пожаловавшись на аншлаг сегодняшним вечером.
Началось томительное ожидание, я тем временем пошел на разведку. Узнал, где достать воды со льдом и еды. Марина мне рассказывала, что когда она рожала в Украине, ей не разрешали и не давали пить. Не знаю, чем и кем продиктованы эти садистские методы, но в RGH автоматы с водой и со льдом стоят везде. В холодильниках для пациентов есть тостовый хлеб, намазки на него – джемы, арахисовое масло, несколько видов соков, молоко, бутерброды с паштетом, сыром, зеленью. На холодильнике лежат фрукты – яблоки, бананы, апельсины. Есть тостеры, микроволновки для разогрева своей еды. Все для общего пользования. Мы подкрепились, пока еще не было поздно.
Прошло часа три, в распределителе мы остались почти одни. Схватки у жены все усиливались, а время между ними сокращалось, до тех пор пока они не превратились в одну непрерывную схватку, такую, что уже невозможно было дольше терпеть. Я пошел спросить у медсестер, что нам делать дальше и когда нас переведут отсюда. Медсестры дедали вид, что мои вопросы их мало волнуют, отворачивались, болтали друг с другом, вместо помощи предлагали пойти сделать несколько кругов вокруг госпиталя, потому что свободных родильных комнат нет, а когда освободится — неизвестно. Было уже полдвенадцатого ночи. На вопрос “а если она сейчас родит?” мне ответили “мы к этому подготовлены”. Признаться, я был не готов к тому, чтобы моя жена родила как пещерный человек почти в коридоре современного госпиталя и без обезболивания.
Когда я начал спрашивать, не пора ли ставить капельницу с антибиотиком, они тоже разводили руками. Дело в том, что у жены была положительная реакция на какую-то инфекцию, поэтому надо было вводить пенициллин, чтобы малыш не заразился. Мы погуляли по коридору всего минут 10, Марина уже не могла ходить. Одна из медсестер упомянула, что освобождается комната. В это же время привезли еще одну женщину, ее осмотрели и… мы потеряли нашу родильную комнату. Новенькой надо было уже рожать, а нам как будто нет.
Сказать, что я был зол, значит не сказать ничего. Никто из персонала не то чтобы не предлагал свою помощь, но даже добровольно ни разу не зашел узнать, как дела.
Пришла наша доктор, наехала на медсестер, почему до сих пор не дали антибиотик, те зашевелились. Одна из них долго не могла найти подходящую вену, а потом неумело вколола в тыльную сторону ладони катетер, причинив боль. Другая медсестра предложила веселящий газ, но он уже не отвлекал, только кружилась голова и тошнило. От укола морфина мы отказались. С ним рожать тяжело и неприятно, тошнота на фоне полубессознательного состояния.
Следующие полтора часа были тяжелыми для нас, а Марине показались адом. Мы любыми способами пытались отвлечь ее – делали массажи, терли, обнимали и тд. И вот когда мы уже были на пределе, в начале первого ночи нам сказали, что освобождается еще одна комната, ее моют, и мы ее получим через 15 минут. Жене дали подписать какую-то бумагу, что врачи не несут ответственности в случае, если понадобится срочное хирургическое вмешательство и придется удалить, например, матку, чтобы спасти жизнь пациентки. По канадской традиции обещанные 15 минут превратились в 45, и около часу ночи после пяти часов ожидания Марину перевезли на кресле в родильную палату в другом отделении.
Там все изменилось с точностью до наоборот. Мы больше не видели хамовитых и равнодущных медсестер. Весь медперсонал был предельно приветлив, профессионален и оперативен. Только открытые улыбки и доброжелательность.
Сама родильная палата представляет собой большую комнату, напичканную аппаратурой. В комнате есть туалет с душем. Для сопровождающих в углу стоит раскладной диван. В процессе ожидания близким будущей мамы можно прилечь поспать. Неизвестно, на сколько роды могут затянуться, а силы надо беречь.
Кровать – трансформер. Женщина может управлять ею как креслом в салоне современного автомобиля, измененяя конфигурацию. Собственно, там и в стационаре все койки такие. Обязательно встроена красная кнопка вызова медсестры. Когда кто-то ее нажимает, приходит оповещение на пейджер, который у медперсонала всегда собой.
Медсестра, ожидавшая нас в родильной комнате представилась и сказала, что она будет нами заниматься до конца. Спросила, нужно ли обезболивание. Конечно же, да. Еще через 15 минут пришел анестезиолог. Очень приятный дядечка. Он нас сразу предупредил, что по статистике есть один шанс из 100 получить непрекращающуюся головную боль на несколько недель и один шанс из 100 тысяч повредить нерв, делая эпидуральную анестезию, но за всю его практику он ни разу не напартачил. Неизвестно, это была утешительная новость или нет. Ведь если ни разу не напартачил – это классно, но тем не менее, шансы, что это случится, увеличиваются:)
Марина не могла разогнуться от боли и кричала, а доктор прохаживался по комнате и тихо причитал “Боже мой, Боже мiй”. Я улыбнулся, а он спросил меня, знаю ли я, что это значит и на каком это языке. Я сказал, что это и на русском, и на украинском аналог “Oh, my God”. “Все русские женщины это кричат”, — объяснил анестезиолог и спросил меня, знаю ли я, как это будет по-белорусски. Я затруднился ответить. И тогда доктор решил окончательно добить меня своими лингвистическими познаниями и произнес: “Чи ви маєте пиво?” Я выпал в осадок. “Я вырос в Саскачеване”, — поделился он.“Это многое объясняет”, — подумал я.
Марине вставили катетер около позвоночника, ввели пробную дозу анестетика, чтобы проверить, какую реакцию это вызывает, а потом подсоединили его к капельнице с обезболивающим, руку к аппарату измерения давления и живот к прибору для проверки пульса и уровня стресса ребенка. Подобное вмешательство несколько понижает пульс ребенка, и врачи хотят быть на сто процентов уверены, что все идет по плану.
Обезболивание происходит не моментально, а постепенно. Боль с каждой минутой ослабевает и в теле от живота и ниже возникает ощущение, как в щеке после укола на приеме у стоматолога – онемение. Чувствуешь схватки, шевеления, но боли нет. Через четверть часа медсестра проверила чувствительность разных участков тела, вернулся анестезиолог, отрегулировал дозу лекарства, удостоверился, что показатели жизнедеятельности малыша в порядке, и ушел.
Марина спросила меня, можно ли ей вздремнуть, я обратился с вопросом к медсестре. Та ответила, что если хочется и можется – можно спать, потом отвела меня в коридоре к шкафу, из которого вынула чистое подогретое постельное белье для нас с мамой. Мы раскрыли и застелили диван, снова перекусили едой из холодильника и на некоторое время все дружно вырубились. Проснулись через час от того, что пришла медсестра и включила свет. Проверила раскрытие и объявила, что малыш уже совсем внизу и можно рожать.За час под обезболивающим Марина расслабилась и это моментально ускорило дело. “А сейчас – это когда?” “Да когда пожелаете.”
Медсестра предложила потужиться в момент, когда начнется очередная схватка. Марина сказала, что уже забыла, как это делать, и та ей рассказала. Прибор начал пищать, сообщая о небольшом временном понижении пульса ребенка ниже допустимой границы. Было решено немного подождать. Когда пульс восстановился, медсестра сказала потужиться снова. Показалась головка малыша. Вызвали доктора по переговорному устройству, она обещала вскоре прийти. Мы спросили, не вредно ли это ребенку, ведь его голова сдавлена. Нам ответили, что «у них голова на это рассчитана, не переживайте».
Пришла наша доктор с еще одной медсестрой, подкатили столик с инструментами и какими-то клеенками. В нижнюю часть кровати вставили почти вертикальную прямоугольную металлическую рамку. В нее упираются ногами. Посредине рамы привязывается простыня. На ней нужно подтягиваться вперед, когда тужишься. Таким образом тело находится в наклонной плоскости, и сила гравитации помогает ребенку двигаться. Рожать лежа ровно на спине противоестественно. Тогда ребенку надо прилагать больше усилий для продвижения.
Все произошло почти молниеносно за каких-то пару минут. Я первым увидел лицо малыша, когда голова полностью вышла, оно было повернуто в мою сторону. Пуповина лежала на плече, доктор слегка вытянула ее наружу и развернула ребенка на 90 градусов. Следующим движением ребенок вышел весь и в первый же момент, закашлявшись, закричал. Я взял малыша за ручку и услышал как кто-то говорит: «Это девочка». «Какая девочка? Лицо мальчика», — подумалось мне в ту секунду. Малыши не выглядят как модели с обложки, когда рождаются. Но ведь это мой ребенок.
Несколькими зажимами, своего рода прищепками, была передавлена пуповина и мне предложили ее перерезать. Я с удовольствием согласился. Кусачки были маленькие, я не смог это сделать с первой попытки и пуповина осталась держаться на волоске. Через секунду я окончательно отделил малышку от мамы. А еще мне вспомнилась «Матрица». Я недавно проводил электричество у себя в бейсменте, и пуповина мне так напомнила всю эту проводку. Полупрозрачная оплетка, а внутри несколько переплетенных сосудов – провода:)
Девочку взяли на руки и понесли обмерять. Вначале положили на весы, которые показали 3610. «Вы взяли с собой камеру?» — споросила медсестра. «Да.» «Так что же вы стоите? Несите скорее.» Это была первая фотография Лары. Ей несколько минут от роду, и она позирует лежа на весах. Померяли рост – 49 сантиметров. Все дублировалось в фунтах, унциях и дюймах. Мне привычнее метрическая система. Время рождения записали как 4:01.
Малышку положили на ее столик, вверху которого был направленный обогреватель, излучающий тепло вниз, и ребенку было тепло и комфортно, пока ее осматривали. Ей надели теплую шапочку, но шапочка все время норовила съехать. Послушали дыхание и сердцебиение, посчитали пальчики, сделали укол витамина К, взяли кровь на анализ, надели памперс, проделали еще множество различных манипуляций, которые я от радости не запомнил.
В то время, когда я был увлечен наблюдением за тем, как осматривают малышку, жене ввели через капельницу окситоцин. Это вызывает отделение плаценты и сокращение матки. Марине во время первых родов вводили окситоцин чтобы вызвать схватки и индуцировать роды. Через несколько часов после рождения сына у нее началось кровотечение, в результате которого она потеряла полтора литра крови. По совдеповской системе женщинам запрещают вставать в течение 6 часов после родов. Так и лежат грязные и усталые, ни помыться нельзя, ни размяться.
Марина почувствовала, что у нее течет кровь и стала звать медсестер. Но никто не отзывался — все спали. Тогда она решила пойти и найти кого-нибудь. Встала с кровати и потеряла сознание. Когда очнулась — над ней уже кто-то стоял. Только срочное переливание плазмы крови тогда ее спасло. Доктора так и не поняли что это было. В Канаде до такого бы не дошло. Как нам объяснила наша докторица, во-первых, в Канаде врачам известно, что применение окситоцина для вызывания родов может приводить к кровотечениям, и за такими женщинами ведется усиленное наблюдение первые 12 часов. Во-вторых, есть красная кнопка на случай эмердженси.
Когда все первичные процедуры были окончены, малышку дали маме для кормления. Прошло всего 15 минут после того, как Лара родилась, а она уже бодренько чавкала, смакуя свой завтрак. Вот и слушай теперь всяких «умников», которые заявляют, что с эпидуралом дети рождаются вялые и отказываются от груди. Я поражен был тем, какая она бодренькая и подвижная. А вялыми дети рождаются от стресса, если маму туда загнать.
Врач накладывала швы на несколько незначительных трещин. У нас был миллион вопросов к доктору. Она терпеливо и подробно на них отвечала. Тут же были изготовлены пластиковые неснимаемые браслеты, которые надели Марине на руку, а Ларе на ножки. Мы с мамой получили на руку по зеленому браслетику. Это обозначало, что у нас есть круглосуточный доступ в палату в стационаре, где будет находиться Марина. Никаких бабок в окошке, шмонающих сумки и не пускающих на порог.
Вскоре девочке закапали антимикробным гелем глаза, завернули ее в пеленку, я взял ее на руки, а жене помогли подняться и сходить в душ.
К сожалению, все одноместные палаты были заняты, зато была полностью свободна двухместная. За время пребывания туда больше никого не подселили. Так что у нас была почти собственная просторная комната.
Малышка спала в своей коробочке, Марине тоже очень хотелось спать, да и нам не мешало бы отдохнуть.
Мы с мамой в отличном настроении отправились домой. Уже светало, машины по Маклаоду неслись в сторону даунтауна, а над горизонтом на западе висела огромная полная луна.
Продолжение следует…
Добавить комментарий для Айка Отменить ответ