Это было когда-то…

Жил в Ташкенте тридцатых годов мальчик. Обыкновенный мальчик, как тысячи его сверстников в СССР. Учился в школе, играл в футбол, в меру шалил. Любил свою страну и родной город – Ташкент. Был любимцем семьи, единственным мальчиком после трех сестер.

Виталик, так звали мальчика, вместе с друзьями любил смотреть фильм «Чапаев» в летнем кинотеатре. Денег на билеты у них не было, поэтому смотрели фильм, сидя на дереве. Мальчишки кричали «ура» и мечтали о подвигах. Тогда они не знали, что время подвигов наступит очень скоро. И что война на самом деле не такая, как ее показывают в кино.

Война ворвалась в мирный зеленый Ташкент неожиданно. Виталик тогда заканчивал 8-й класс. В 9-м учиться ему уже не пришлось: всехстаршеклассников послали работать на эвакуированный завод, делать ящики для снарядов. Мама шила на фабрике гимнастерки. Соседи и друзья по детским играм  ушли на фронт.

В январе 43-го пришла повестка и Виталику. Мама залилась слезами:

-Не пущу! Тебе же только в ноябре 17 исполнилось.

— Ты что, мать, под суд хочешь?, — жестко осадил ее отец.

Мама опустила плечи и замолчала. Ее родители и сестры былирепрессированы в 30-м году, глава семьи расстрелян как враг народа и кулак.

Виталик попал в Троицкую летную школу. С пожелтевших старых фотографий смотрит на нас коротко остриженный круглощекий мальчик в летной форме. Вот он в строю у знамени. Вот возле самолета. Мальчик, сделавший боевой вылет раньше, чем начал бриться.

Отрывок из дневника

«Кто хоть раз находился на аэродроме в день боевой работы, тот навсегда сохранит память об этом. Гул моторов заглушает все земные шумы. Подпрыгивая по кочкам, во всех направлениях рулят самолеты, между ними сновали бензозаправщики. Это были дни больших сражений за Будапешт. Немцы, стянув в район озера Балатон крупные авиационные и танковые силы, любой ценой решили прорваться к окруженной группировке г. Будапешта.

Для поддержки наземных войск с воздуха была брошена наша авиадивизия. В день приходилось делать по 4-5 боевых вылетов, что непросто сделать в короткий февральский день. Я в этот вылет летел на 55 машине с Андреем Ничепорук, в первом звене. Погода по маршруту была очень плохая, местами приходилось спускаться на бреющий полет. Под плоскостью поплыли горящие деревни, следы работы предыдущей группы.

Ведущий резким разворотом пошел в пике, за ним, поравнявшись с холмом, перешла в пике и наша машина. На холме черным ковром взметнулись разрывы «птабов». С замыкающей машины взвилась красная ракета, сигнал появления «мессеров». Я встал с сиденья и стал всматриваться в просветы облаков, откуда вероятнее всего можно было ожидать нападения.

Истребители прикрытия барражировали над группой. Ждать пришлось недолго, как только один из «яков» отстал от своего ведущего, поравнялся с нашей машиной, из облаков на большой скорости выскочил «мессер». Дистанция между самолетами быстро сокращалась. Дело решалось долей секунды.

Быстро перебросив турель на правую сторону, даю две очереди. Трассы прошли ниже. «Як», не подозревая об опасности, шел по прямой, срезая круг своему ведущему. Молнией блеснули трассы, «як» неуклюже задрав нос, потерял скорость, и перевернувшись через крыло врезался в землю».

А в далеком Ташкенте мама стоит на коленях перед иконой, просит Богородицу защитить, помочь, спасти ее сына, ее кровиночку. Материнская молитва была услышана. Может, именно она сохранила жизнь сыну.

Отрывок из дневника

«Из облаков выскочили еще 4 «мессера». Стрелять не было никакой возможности, Андрей делал противозенитный маневр, сильно бросал машину из стороны в сторону. Три «мессера» завязали бой с истребителями прикрытия, и пара пошла в атаку на 3-е звено. Стрелки открыли дружный огонь. Перестраиваемся по звеньям, на бреющем над самым Дунаем идем домой. Машина с хода заходит на посадку.

Сбрасываем с Андреем парашюты и бежим к 53-й машине, вокруг которой собрался уже почти весь полк. Харченко ходил вокруг своей машины и удивлялся, как он смог довести ее до аэродрома. Механик насчитал 64 пробоины. Это был мой тринадцатый боевой вылет и первая встреча с «мессерами».

С фотографий на нас смотрит серьезный, коротко подстриженный девятнадцатилетний мальчик в гимнастерке. Вся грудь у него в боевых наградах. Черты лица еще полудетские, но в глазах нет юношеской смешинки, в них серьезность и печаль. Словно знает он в 19 лет о жизни и смерти больше чем мы, нынешние сорокалетние.

Отрывок из дневника

В тот далекий ноябрьский день

Мне 17 исполнилось лет,

Небольшим мальчуганом я был

И почти не видал еще свет.

Ковш Медведицы звездной струей

С той поры проливался не раз.

Наша юность ушла с войной,

Наша зрелость с войны началась.

Да, три года – немалый срок,

И два года в тяжелых боях.

Тяжкий груз боевых тревог

Я пронес на своих плечах.

Свою юность вспомнив сейчас,

Вспомнив этот ноябрьский рассвет,

Говорю я: многим из нас

Стало больше, чем 20 лет.

И вот настал день великой Победы. Виталий со своим штурмовым полком встретил его в Австрии. Какая радость – скорое возвращение на Родину!

Но радость была преждевременной. Летный штурмовой полк перевели в другое место, но не демобилизовали. Летчики охраняли хрупкий послевоенный мир в Восточной  Европе.

А мама ждала его домой. Однажды она услышала передачу по радио, что в царской России служили в армии по 25 лет, и в сердцах швырнула сковородку.

— А у нас что? Сын служит уже восьмой год, и все никак не отпускают!

И в который раз подносила к глазам платочек.

Виталий все чаще задумывался, как жить и чем заняться на гражданке. В армии оставаться он не хотел, несмотря на многочисленные уговоры и на полученное уже офицерское звание. Почти каждую ночь снился ему родной Ташкент, старенький одноэтажный домик в переулке Свободном, мама. А папу в живых он уже не застанет…

Каждую свободную минуту летчик сидит за учебниками — хочет экстерном сдать экзамены за курс средней школы и поступить в вуз.

Только в 1950 году переступил он порог родного дома, через 5 лет после Победы! Встретился с друзьями детства. Из всего их класса после войны в живых осталось три мальчика: Виталик, Дима и Саша.

Упорство, помогавшее в бою, пригодилось и в мирной жизни. Ночью – разгрузка вагонов, днем – лекции в институте. И чертежи, чертежи, рисунки, отмывка, обводка тушью. На архитектурный факультет политехнического института — огромный творческий конкурс.

Виталий преодолел и это, бывали в жизни и потруднее ситуации. Годы шли вперед, унося боевых друзей. Война и через годы собирала свой скорбный урожай. Умер боевой друг Дима Харченко. Виталий сделал эскиз памятника:солнце садится за море, и в море падает самолет, сорвавшись в такое крутое пике, из которого уже не выйти.

Дети, сын и дочка, часто просили рассказать про войну. Он рассказывал иногда, под настроение. Но совсем не так, как об этом писали в книжках и показывали в кино. Про то, как однажды во время боевого задания бомба застряла в бомболюке, экипажу запретили садиться на аэродром и они всякими маневрами пытались ее все-таки сбросить. Уже простились с жизнью, до последнего пытались, и все-таки сбросили. Про то, что на войне очень страшно. Про то, как видел вокруг озера Балатон тысячи наших солдат, раздавленных танками.

И еще рассказывал, что в критической ситуации люди ведут себя по-разному. Например, из-за неисправности или повреждения самолет теряет высоту. Одни закрывают лицо руками — все пропало, будь что  будет, и их ждет плачевный результат. Другие пытаются что-то предпринять, начинают дергать все подряд рычаги, пробовать все мыслимые и немыслимые способы борьбы за жизнь, и побеждают!

Дети сидели притихшие и шмыгали носами. А иногда на диване играли в воздушный бой на штурмовике ИЛ-2.

А потом настал апрельский день 1980 года, когда все кончилось. Жизнь бывшего стрелка-радиста внезапно оборвалась в одной из больниц родного города Ташкента. Где-то там, за незримой чертой, встретились боевые друзья, разлученные в 45-м….

На письменном столе лежала рукопись этого рассказа. Сын прочитал и спросил меня:

— Мама, а откуда ты все это знаешь? Это ты придумала или прочитала в Интернете?
— Нет, это правда. Потому что герой рассказа – мой папа, Виталий Ефимович Олейников